Виды помощи при созависимости. Симптомы и стадии состояния.

Как в андерсеновском «Новом платье короля», с целью сохранения мира в семье, люди годами не говорят о проблеме, которая больше всего их мучает. Они молчат о единственно важном, и члены семьи теряют связь друг с другом. Особенно это касается пожилых членов семьи и детей. Дети втайне боятся (а нередко им и прямо так говорят!), что это именно из-за них «папа такой расстроенный» или «братик заболел», и испытывают колоссальное чувство вины. Произнесенная вслух фраза и том, что папа пьян или брат «под героином» имеет эффект взрыва, и все накидываются на того, кто посмел сказать это вслух. Тем более, если посмели сказать кому-то вне семьи: «теперь все узнают нашу беду».

Бывает, что родственники вслух обвиняют алкоголика или наркомана во всех его грехах — «воспитывают», — но ничего не говорят о своей боли, о чувствах, которые переживают сами, и потому впереди видят одну безнадежность, ведь обвинения все - уже высказаны, и все по-прежнему. Они могут даже себе самим не признаваться в том, что обида, злость и страх заполонили их жизнь. Они привыкли к этим чувствам, как мы привыкаем к запаху, который чувствуем каждый день. Плохие новости перестают нас так больно ранить, если они ежедневны. Это наш защитный механизм против эмоциональных перегрузок, но проблема-то остается, а мы просто перестаем ее замечать, как тот запах. Мы теряем чувствительность к ухудшению ситуации, бездействуем и катимся в пропасть.

Смотрите, как люди наловчились молчать о проблеме наркомании или алкоголизма:

• «он, конечно, не наркоман, просто употребляет иногда, когда переутомится» ... «он начал колоться, потому что его бросила жена»,
• «он не такой, как другие наркоманы, у него руки золотые, и его начальство так любит на работе, да и энергии больше на работе после того, как уколется, а без этого он и работать не может!»
• «все, конечно, очень плохо, но я обязательно справлюсь, мы найдем врача, лекарство, нет безвыходных ситуаций, вот у моей знакомой был рак, и она...»
• «все, конечно, плохо, и у меня уже нет здоровья, и сердце постоянно ноет, и сахар в крови стал расти... Моя мама вот тоже диабетик, и она...»

Придя на собрание Ал-Анон, такие люди чувствуют себя раздетыми: все открыто говорят о том, что они тщательно скрывали. Но потом они чувствуют огромное облегчение, груз тайны больше не висит у них на спине. Оказывается, те тайные ужасные события, которые, как они думали, случились только с их близким, есть симптомы болезни, и не только присутствуют у других людей тоже (слабое, но все же утешение), но это можно еще и исправить. Постепенно становится понятным путь, на котором люди выздоравливают.

Понять, наконец, что его наркомания - Это не вина мамы это не моя вина! И потому не моя — хотя, конечно, ответственность - его выздоровление. Все мы делали ошибки в воспитании детей, а кто их не делал?! В моей 12-летней клинической практике у меня были пациенты-наркоманы из семей, где с детьми занимались музыкой и спортом и где мамы в одиночку работали на трех работах; из очень обеспеченных и из откровенно бедных семей; из столицы и крошечных райцентров; с отцами-алкоголиками и отцами-трезвенниками; из верующих и неверующих семей и так далее. Болезнь не выбирает «неблагополучные» семьи, хотя там риск, конечно, выше. Просто это болезнь, понимаете? И заболеть может каждый. Это, кстати, слегка сбивает спесь с некоторых мам, которые уверены, что вот они сами, уж конечно, не могли наркоманами стать, «потому что у них была голова на плечах». Нет, просто им повезло... Хотя как сказать, созависимость, которая расцвела в них, как мы теперь знаем, вовсе не лучше.

Более того, выздоровление сына или мужа — это не ответственность его близких. Просто потому, что выздоровление от зависимости — это процесс, который происходит с наркоманом или алкоголиком, а не родственником. Как нельзя пить лекарства вместо больного — даже по очень веским причинам, если он, например, без сознания — так нельзя выздоравливать вместо сына или мужа, «потому что он сам ничего не соображает». Это его собственный процесс, и только им и может быть осуществлен, а потому нужно отойти в сторону и не мешать ему выздоравливать самому. Действительно, зачем сыну-наркоману совершать усилия, если мама старается рядом? Ему же так плохо... Вот мама и бежит вместо него на собрание наркоманов — «я ему потом все расскажу», — находит ему врачей, друзей — выздоравливающих наркоманов, реабилитационные центры... А ему это не нужно, мама занимает его место в выздоровлении. Конечно, он отказывается сразу или в последний момент от всех этих видов помощи. Наконец, попробуйте даже маленького ребенка заставить есть, когда он не хочет! А тут весьма большой ребенок, и никак не удастся его проконтролировать.

Конечно, мы можем ему помогать, но только тогда, когда он сам начинает что-то делать. Представим себе одну метафору: сын-алкоголик пьяный шел, поскользнулся и упал в лужу. Холодно и мокро. Позвали маму, вот она стоит рядом. Если мама начнет вынимать сына из лужи, она для начала сама в нее зайдет — «с берега» все же обычно не получается. Затем она поднимает сына — килограмм восемьдесят, предложи ей такую сумку, подумает, прежде чем соглашаться! — поднимает его на свою спину и, покачиваясь, тащит его прочь. Тут чуть камешек попал под ногу — и она падает в ту же лужу вместе с ним. Все смотрят, никто пачкаться не хочет. Она грязная, униженная, поднимается и опять взваливает сына на спину. Тот же эффект. Груз для нее тяжеловат, правда? Она плачет, злится, обвиняет его, всех вокруг, но это ничего не меняет.

А сыну между тем совсем неплохо. Он не шевелит ни ножкой, ни ручкой, и при этом жизнь его меняется к лучшему: мама тащит его прочь из лужи. Так он один, мокрый и холодный, мог и замерзнуть тут, а теперь мама его не даст в обиду. Можно и отдохнуть. В крайнем случае, если уж у нее ничего не получится, вдвоем как-то и умирать не так страшно. Вот он и не шевелится, предоставляя маме заботу о себе.

Мама, конечно, может со злостью бросить его и уйти. Но острый гнев скоро пройдет, и страшно станет, перед соседями неудобно... И вот она опять в луже «добывает полезное ископаемое». До следующего приступа злости, или пока не найдется «помощник», который донесет сына до их дома, а завтра сын опять будет лежать в той же луже.

Есть способ лучше. Можно в лужу и не лезть. Набраться мужества, встать рядом с лужей и перенести взгляды и советы — ох, сколько советов! — зевак и соседей. Встать и ждать, когда сын откроет глазки и скажет: давай, вытаскивай! И сказать: все, теперь я больше не буду тебя доставать из лужи. Вот если ты сам вылезешь, я помогу тебе дойти домой. И штаны будешь стирать сам. В ответ будет тирада обвинений и оскорблений. Можно уйти. Но страшновато: действительно, вдруг замерзнет? Итак, лучше постоять и посмотреть: не встает ли. А одному сыночку так лежать теперь холодно и как-то скучно, ничего к лучшему в его жизни не меняется... Одному умирать не так красиво, как вдвоем. И он начинает как-то выбираться из лужи сам. Тут уже можно помогать, и даже плечо подставить, если он сам на ногах стоит. Это уже в маминых силах, хотя и тоже несколько грязновато. Но лучше, чем самой в луже лежать! И смысл появился: результат лучше. Тут сыночек, узнав знакомую картинку, поджал ножки и решил прилечь опять на маму. А она твердо так, бестрепетно отошла в сторону, и он в луже опять один. Хочешь, чтобы я тебе помогала, — иди сам, я тебя не понесу. А будешь ругаться — и вовсе сам пойдешь. Вот сыну и приходится как-то самому действовать.

Тут наступает самое трудное: когда зевакам стало понятно, что мама в лужу не лезет, обязательно находится какой-то доброхот (бабушка, соседка, и пр.), который маме понятно объяснит, что «она не мать, а ехидна», что «настоящие мамы так не поступают». Мамино место занимает этот доброхот, пытаясь достать сыночка из лужи. Тут самое главное — выдержка, не испугаться, что он прав, и не кинуться опять в лужу вслед за ним. Дело в том, что в луже доброхот быстро остынет, и после двухтрех падений, ругаясь, уйдет восвояси. Лучше не кричать ему вслед: я же говорила! — а смирно стоять и ждать, когда все доброхоты «отвалятся», и сыну дадут, наконец, вставать самому. Потому что это единственный способ достать его из лужи навсегда — позволить сделать это ему самому.

Мама рядом для того, чтобы не дать сыну умереть — это, правда, не всегда возможно, — и для того, чтобы помочь ему в его усилиях по выздоровлению. Их просто нет, этих усилий? Но может быть, именно потому, что вы слишком быстро «съедаете его кашу вместо него», и он остается голодным?

В чем же ответственность мамы? Она, конечно, есть, и соответствует ей самой, а вовсе не чужой жизни, которую она пыталась взвалить на себя. А это значит, что она отвечает за то, чтобы:

• позаботиться о себе самой, о своей душе, о том, ради чего она живет, о том, «как ей самой умирать будет» — что вспомнится тогда, не зря ли прошла жизнь? Надо позаботиться о своем здоровье, чтобы отнестись к собственной жизни тоже с уважением, позаботиться о порядке в жизни, о жизненных обстоятельствах, которые только кажется, что так уж неожиданно и неуправляемо образуются в нашей жизни;
• позаботиться о всех, кого мама любит, о ближних и «дальних», о всех детях, родителях, супруге, сестре и так далее. Может быть, у вас соседка одинокая страдает болями в ногах, и ей некому помочь? Может, муж так устал, что ему надо на дачу, и с ним надо там пожить? Может, друзья вас потеряли, и любят до сих пор? А папина могилка? А мама на кухне, с которой давно некому поговорить? А несчастный пес, которого не выгуливали всерьез уже года два? Конечно, среди этого списка есть и сын-алкоголик, и не на последнем месте. Но есть же и остальные!

У нас есть право на любовь, и созависимости на съедение его можно не отдавать. Есть право и на ненависть к болезни, которая ест моего сына, к его омерзительным поступкам — но не к нему самому, потому что он страдает и мучается не меньше меня. Очень трудно научиться разделять человека и болезнь, сына и его поступки, продиктованные болезнью. Но еще важно разобраться в том, что происходит у мамы в душе. Нужно восстановить единство внутреннего и внешнего лица, чтобы тайная уверенность, что «я — фальшивка, люди отвернутся от меня, если только узнают меня по-настоящему» — чтобы эта двуличность перестала мучить маму. Хорошо бы разобраться с тем, что иногда называют самооценкой: какой я человек? И тогда она обретет то, что называют душевным покоем: гармонию своих чувств и мыслей — и своих поступков, внутреннего и внешнего «я».

Каждый из нас сохранил ребенка внутри себя. А детям нужна безопасность, предсказуемость и уверенность, что их границы не будут нарушены: что их не ударят, не накричат, вдруг не войдут в комнату ночью, не посмеются над ними, чтобы развлечь гостей...

Когда меня учили работать в группе с маленькими детьми из зависимых семей, мой тренер высказал правило, от которого у меня похолодело внутри: «ты должна двигаться медленно и все время быть на виду, потому что твое неожиданное появление или резкое движение этими детьми может быть воспринято как нападение. Их били...» Только тогда я поняла, как страшно жить ребенком в созависимой семье.

Еще детям нужно научиться жить по правилам. Например, ночью надо спать. Горячий утюг трогать нельзя. Чужие вещи брать нельзя. Руки надо мыть, когда приходишь с улицы. Если правила нарушены, есть последствия. Утром было трудно проснуться. Обожгла палец. Пришлось нести чужую куклу в чужой дом и извиняться. Мультфильм кончился, пока мыла руки, надо было раньше. Эти последствия наступают не потому, что мама злая, а потому, что так устроен мир. Утюг горячий, и поэтому его нельзя трогать. Время нельзя растянуть, и поэтому не выспалась или опоздала на мультфильм.

Но при этом есть такие правила, которые даже если ребенок нарушит, последствия не наступят, потому что они слишком ужасны. Например, перебегать дорогу перед машиной нельзя, но, если ребенок побежит, мама обязана его поймать вовремя, потому что потом некому будет научиться на последствиях. Мама взрослая, и знает, где надо учиться жить по правилам, а где мама должна обеспечить их выполнение (а не бить ребенка потом за нарушение правил, вымещая свой страх на малыше).

Это все знают, но не все выполняют. Например, часто в семьях дети знают, что если очень хочется, то можно нарушить любые правила. И если очень долго поныть, то правила отменяются, «только отстань». И последствия наступают не потому, что так устроен мир, а потому что «мама узнала» — а папа бы позволил, или «мама расстроена» и потому «наказала», или «последний раз нарушим — а потом уже всегда будем выполнять» ...

Мамина ответственность — сделать жизнь предсказуемой не только для маленьких детей, и тогда жизнь становится легкой и понятной, но и для всех остальных членов семьи... в той степени, где это йро маму, а не про жизнь других людей.

Перестать быть пособником за- Как только созависимость виси мости сына. поднимет голову — а она будет проявляться вновь и вновь, мы слишком долго жили созависимыми! — признавать свои ошибки, исправлять их и идти дальше. Можно позволить проявиться естественным последствиям зависимости в жизни сына-алкоголика и позволить ему разбираться с ними одному. Правила есть и в его жизни, и это особенно важно, чтобы он увидел свою «лужу» и собрался из нее вылезать.

Например, можно перестать платить его долги. Соседка дала ему деньги, а потом пришла к вам за долгом: «он брал у меня, и уже месяц не отдает». Вы с сожалением говорите: «это его долг, и я отдать его не могу. Тогда он сам никогда вам его не отдаст, понимаете?» Соседка не понимает, ей нужны деньги, и она требует их у вас. Отношения с ней портить не хочется, но вы же не брали у нее в долг, почему вам надо возвращать? Постепенно эта мысль просачивается в сознание соседки и она уходит недовольная. Конечно, недовольная. А разве она не знала, что сын пьет? И что скорее всего она должна будет просить вас, а не его вернуть деньги? Знала, конечно. Вот и последствия: вы не вернули его долг. Ребенку тоже не нравится ожог пальца от утюга. Но теперь соседка скорее всего не даст сыну впредь в долг, и сын сам будет решать проблемы своих отношений с ней. А маме нужно научиться быть твердой, но и неизменно приветливой с соседкой, не разорвав с ней отношений после этой истории, что, может быть, будет непросто. И еще будет непросто не сказать сыну ни слова о приходе соседки за долгом, предоставив им разбираться одним. Это трудно — не быть пособником зависимости.

Еще можно стать «честным зеркалом» в жизни сына, любезно и приветливо, но твердо показывая ему то, что он старается не видеть: свой приход домой вчера пьяным после 2 ночи; третий звонок с работы: «что случилось?»; причину его плохого настроения. Как зеркало, слава Богу, не читает мне по утрам нотаций о том, почему я не вовремя легла спать, а просто показывает синие тени под глазами; как увидев свое гневное лицо, я даю себе слово больше не злиться — уж очень неприглядный вид; — так и «честное зеркало» маминых реакций любезно, но твердо показывает сыну факты последствий его зависимости, не заставляя тут же «делать выводы». Это очень трудно, потому что есть соблазн «указующим перстом» абсолютно безупречно правильно выявить все последствия употребления и прокурорским тоном «припечатать» сыночка к стене. Соблазн заманивает в ловушку, потому что прокуроров не любят и с ними в одном доме не живут. Вотличие от зеркала, нет у мамы объективно-бесстрастной реакции. Но зато есть и большой плюс перед зеркалом: любезность и приветливость, легкость и чувство юмора, все это продиктовано любовью к сыну и желанием ему помочь.

Нужно увидеть свои Это свои границы безопасное -собственные потребности. Потребность в предсказуемости жизни, в безопасности того же «внутреннего ребенка». Потребность в том, чтобы чувствовать свои чувства, жить с ними, не защищаясь от них, не вытесняя их в бессознательное. Хорошо бы научиться радоваться, как с изумлением обнаружили многие мамы в Нар-Аноне: оказывается, они не потеряли еще эту способность, и жизнь дает столько поводов для радости! А может быть, надо наконец заняться своим здоровьем, потому что даже забор надо чинить время от времени, а мамино здоровье гораздо важнее. Вам, например, не приходило в голову, что бесконечные «капельницы» для сына, которые все равно не дают ему никакого облегчения, потому что сразу после них он не идет в реабилитацию, а начинает вновь пить, — эти капельницы довольно дорого стоят! Последние годы вы копите деньги на «следующего доктора» — а может, потратить их на собственные зубы? По крайней мере, с пользой будут денежки потрачены...

И, главное, необходимо восстановить чувствительность к эмоциональной боли и к ненормальной жизни, которой вы живете вот уже столько лет. К запахам привыкают, помните? Чтобы вновь обрести обоняние, надо побыть на свежем воздухе, и тогда вы будете чувствовать вновь. Многим мамам помогало уехать куда-то и пожить отдельно от всех обычных проблем несколько месяцев, чтобы начать опять понимать, что такое нормальная жизнь. Но вот беда, я уже слышу ваш ответ: я не могу, у меня обстоятельства.... Я часто думаю, что родственникам нужен психотерапевтический стационар не меньше, чем их зависимым близким. Может быть, стоит отнестись к созависимости всерьез, потому что она убивает наши семьи?

Нужно увидеть в сыне. Я надеюсь, вы заметили в ке или муже-наркомане взрослого пункте о правилах для детей человека. то как эти правила хороши были бы для зависимого человека. Да, это очень помогает выздоравливать. Но вот беда: мы так долго опекали и контролировали наркомана или алкоголика, что он твердо уяснил себе: он еще маленький, и если будет слишком страшно, мама его обязательно спасет. «На дорогу выбежать» ему не дадут, и поэтому он может играть со своей жизнью в любые игры, совсем плохо не будет. Говоря прямо, он не верит в свою смерть, а если и говорит об этом, то его представления о смерти сильно отличаются от реальности. Например, мне не встречались алкоголики или наркоманы, осознающие, что их ждет после такой жизни и смерти. Многие наркоманы ) уверены, что тюрьма их почему-то минует, или полны романтических мифов о «блатной» жизни. Или даже так просто: в отсутствие работы и денег они уверены, что им всегда будет что поесть. Как сказал один парень маме: «ну что ты все ноешь про работу, еда есть, полный холодильник, захочу поесть и поем, а ты только нервы мотаешь!»

Правда в том, что они уже на самом деле взрослые и живут взрослой жизнью и потому эти представления опасны. Попытки мамы продолжать контролировать жизнь алкоголика или наркомана поддерживает в нем иллюзии — тем более, что сам он с ними расставаться не спешит. Поэтому очень важно, чтобы мама сумела увидеть в сыне взрослого — и снять контроль. Это означает не только перестать искать его по друзьям, если он не пришел ночевать, не только отказ платить по его долгам и счетам, — но и отказ от того, чтобы читать ему лекции про жизнь, подкладывать «доступную литературу» и «промывать ему мозги», потому что «этот наркоман все равно ничего про жизнь не понимает». Если мы действительно хотим помочь ему повзрослеть, надо чтобы он кожей почувствовал, что за него никто не отвечает, кроме него самого.

Итак, выздоравливая от созависимости, мы осознанно создаем в себе иной способ жить, кардинально отличающийся от того, что было годы подряд. Это очень трудно, но возможно и необходимо, если мы хотим помочь зависимому человеку выздоравливать. Если мы хотим сами жить как достойные люди. Сохранив себя, мы сохраним любовь к близкому. Подробнее об этом можно прочесть в третьей книжке «Я люблю алкоголика...» — мамам и женам алкоголиков и наркоманов».